Через болото петляющей узенькой тропкой

Лёгкий возок неприметной поклажей брянчит.

Два удальца: Вепрь матёрый с Медведем торопким

Поочерёдно свой груз тянут на материк.

Новый ухаб или скромно растущая кочка

Вносят урон средь небрежно стеснённых вещей

И позади устилается путь тем, что падая, в клочья,

Рвётся и бьётся в пылу перевалочных дней.

Если б взамен всем в лишеньях вменёным потерям

Клюкву, морошку, грибы им на воз собирать,

Может быть сталось-стрелок номерной время смерив,

Вдруг-и устал их на выходе в мир ожидать.

Тянут они, а возок всей расшатанной осью

Так норовит выбрать более гибельный путь!

Каждый удар отдаётся в лесу эхом грозно,

Каждый шлепок приближает уронную грусть.

Через болото петляющей узенькой тропкой

Лёгкий возок добежал, чуть бренча, в материк.

Выстрел пальнул! Что один? Из двоих кто-то в топкой,

Гиблой трясине утоп, не дойдя только шаг до земли!...

Пожухлый в осень Лист, улёгшись на траву,

Ну восхвалять себя, своё высокое в вершинах положенье:

Там встречи с Ветром, с Солнцем! Синеву,

Что лицезрел сквозь даль самозабвенно!

О, как скрипел он о счастливых днях,

Когда дышалось трепетно-свободно!

И не чета он им, в гумённиках

Рождённых низко, от корней неблагородных.

«Ты Солнцем был там, наверху, испепелён,

Ты стал от Дерева изгоем! Что же лучше?

Нам дальше жить, а ты к корням препровождён

В гордыне ниже нас истлеть, став пылью, прахом тут же!

Листочек с Веточкой о нужности своей

Для Дерева любимого рассорясь,

Спросили Ветер-тот вздохнул чуть-чуть ровней

И отвечал: «Всему основа-совесть!

Её ищите-смысл запрятан в ней!»

Листочек с Веточкой спросили у Ярилы-

А ну как скажет блёстками лучей:

«Спросите совесть-в ней вся наша сила,

И все ответы спрятаны лишь в ней!»

Но где и как найти им эту совесть?

А осень жизни мчится всё быстрей-

Тут пал Листочек, следом Веточка, и горесть

Свалила Дерево всей тяжестью своей!

Ответы на вопросы чаще совесть дарит нам,

А вот вопросы-честолюбие, раздутое не по годам!

Для плотника топор-основной инструмент, которым настоящий мастер способен исполнить большинство необходимых операций.Самый страшный враг хорошо отточенного плотницкого топора-вяленный берёзовый сучок.При ударе об него топор тупится, щербится, т.е.приходит в негодность, что вызывает бурю негодования плотника.

Надысь случилось- умирал умелый плотник,

По всей округе понастроивший дома:

Он домочадцев подзывал и при прощаньи неохотно

Свой инструмент кому-то завещал.

Он всем прощал житейские обиды

И сам просил дурного не держать,

И лишь берёзовый сучок,

Как видно, враг не позабытый-

Ему обиды клялся он не забывать!

Козла веселья ради угостили папиросой:

Он вмиг сменил осанку, надменность на себя нагнал

И ну дымить! Тут Воробей к нему пристал с вопросом:

«Скажи, кто тот, чтоб ты ему так подражал?»

В ответ-молчанье.Лишь ветерок сдувает облачка седого дыма,

Да тишина, сменяемая пением пичуг...

Но тут случился Волк, к досаде, пробегавший мимо-

Он, видя, что Козла настиг слепой испуг,

Оскалив пасть, воскликнул возмущённо:

«Не подобает травоядному подобно

Ужасной гари чадом мир травить!

Тебе, мой Козлик, приговор один-не жить!

И это потому, что лучше б кушал ты траву, капусту,

Смотрел с острасткою по сторонам

И, подключая все свои «восьмые»чувства,

О вредности страстей почаще вспоминал!»

Тут Волк свалил Козла одним прыжком!

Что дальше? Есть не стал-уж больно пахнет табаком!

Мамаша Утка с выводком утят,

Наивно полагая, что не грозит опасность,

Спокойно шла к пруду: невдалеке коза среди козлят,

Там куры, гуси, лишь к траве питавшие пристрастность.

И невдомёк: среди идилии такой

Сокрыта тайность тёмная угрозы-

Шкодливый Кот, замысливший разбой,

Удачливо укрылся в тени цветущей розы.

О, тут всенепременно бысть большой беде

Казалось, ею вся округа успела враз налиться!

Но… Крыльев хлопанье и быстро выросшая тень,

Клич боевой: кукареку!.. огромной гордой птицы!

Застигнутый врасплох негодник Кот удрал.

Не сразу Утка-мать в семье достигла сладу:

«О, благородный избавитель,

Что так здоровьем рисковал,

Какую ждёте за чужих детей награду?»

«Соседка! Не в награде честь,-Петух ей отвечал,-

Честь-в святости души того, кто слабых защищал!»

Для люда чёрного случилася потеха-

Травили Мишку, цепью привязав к столбу:

Медвежий рёв, собачий лай и крик, и взрывы смеха

Смешались, разнося ужасный шум...

От сильного испуга по-первости избавясь,

Хвосты с острасткою поджав, к толпе из-под ворот,

Нырнули, любопытством упиваясь,

Две шавки непременных Шарик и Дружок.

«Ужо я трёпку-то ему устрою!-гавкал Шарик,-

Дай срок, дорвусь до шкуры-порву на клочья всю!»

«А ну, замнёт!»-»Так это… Ты же в драку встрянешь,

Ты друг, Дружок, мне иль совсем не друг?»

«Да за тебя что хочешь! Хоть косточку, хоть плошку

Наваристого супа до дна сквозь силу съем!

А хочешь, обругаю при встрече нашу Кошку?

Она мяуканьем измучала совсем?

… А есть ли слабость, Шарик, у Мишки в обороне?

Ну, хвост, к примеру,-как же без хвоста?»

«Про хвост не знаю! Знаю-коль догонит,

Покажется короткою верста!»

Но вдруг толпа качнулась под треск и рык собачий:

«Порвалась цепь!» «О, Боже!»-взвился крик,

Зеваки-врассыпную! А впереди, незряче

К воротам шавки мчались… напрямик!

Сподобился Пушок,

По случаю на дно помойки забежав,

Забродившим вареньем поживиться.

И, вскоре от хмельного порядочно устав,

Природным ликом возжелал душевно насладиться:

«Как грациозны бабочки! Цветы благоухают

И мир приветливо раскрыть себя зовёт!

Но кто это там шествует? Ну, что за негодяи?!

Да это ж неприятель Иезуит, соседский Кот!

А вот таится кто-то за соседскою оградой:

Четыре глаза, восемь толстых лап?!

Ага, щенки Ротвейлера! И, говорят, все в папу!

А тот известный многим, этот… эскулап!»

«Внимание, мальцы! Я-благородный дон Полкан!

И я на вас вниманье обращаю

Не оттого, что ровня вы, иль мне достойный клан-

А только потому, что ну никак не понимаю:

Зажмурю глаз-вас вроде бы один,

Открою оба-будто слишком много!

Который-то немедля пусть прочь пойдёт, и с ним

Я счёт сведу, ГАВ-ГАВ, как надо, строго!

Ого, как завизжали! Да полно, я ж шутя,

И вовсе не хотел пугать вас, детки!»

… А наутро Пушок являл покорность живота

Пред папочкой-Ротвейлером соседским!

Иной и на понюшку не найдёт «на грудь» принять,

А гонора и хвастовства-на четверть!

И всякий раз стучит вопрос: как раны зализать,

Чтоб вышло безболезненно, а лучше-незаметно?!..

Испуганный Карась, попав в прицел голодной Щуки,

И, чувствуя последний смертный час,

Немеющими плавниками и хвостом затряс,

Не в силах трепет побороть пред приближеньем муки:

«Вот там, под листиком кувшинки,

Таится глупая Плотва,

А средь камней Пескарь от вас

Примерно сжался до песчинки;

Намедни проползавший Рак

Спугнул Уклеек резвых стаю

И, между прочим, проплывая,

Налим ругал Щук так и сяк...

И что ещё вам рассказать,

Чтоб вы поверили в лояльность

Слуги, раба! И эпохальность

Альянса нашего признать?!»

Но страх все мысли разогнал,

А Щукам, как известно, претит пусторечье-

И тут Карась, конечно же, пропал,

Услугой жизнь не обеспечив.

… Но нет, не думайте! Быть Щукой

Не столь почётно, как должно б-

На то свои есть блёсны, снасти, крючья,

И избежать их мудрено!

«Ну, друг мой Волк, отныне

Ты волчьей новой шубою сослужишь службу мне!»-

Охотник провещал.-

«И лютая метель, морозы зло-трескучие

Не страшны будут!»Он патрон загнал,

Курок неспешно взвёл, прицелился, и...

Вдруг осечка!

«Ну, друг Охотник!

Лежал бы лучше ты на печке

И не тревожил тихий лес присутствием своим.

Но… участь решена! Отныне

Будешь мне и дорогим друзьям моим

Суть: праздничным обедом!»...

За все желания приходится платить,

А срок, цена-увы, сей смысл лесной всем ведом!